Гиштория знаменного пенья, скрупулезно собранная и составленная из преданий народов крайнего севера.

Доносятся до нас самодостовернейшие народные сказанья, будто при начале хрестьянства пришли к нам на Русь три грека. Знатные они были мастера церковной певчей науки.

Пришли они не с пустыми руками: един с книгою, а другой-то со складным заморским струментом, зовомым пюпитра, ну а третий просто так - сам хорош.

Стоят, смотрят: батюшки-светы! Кругом - ужасть что творится! Поють - хто во што горазд. Одни по каким-то вовсе не православным, а очень даже латинским книжкам поють прегрустный мадрыгал, сочиненный вроде как Гвидкой Абрецким, а можа и еще кем похуже. Другие - все на едину манеру дують - по бездорожью, лишь бы та служба скорее кончилася. А третьи и вовсе читают, да еще с пребольшой запинкою и всяким неблагоговеинством.

Шо тут делать? Ну, один-то грек это и говорит: "давайте мы их настоящему взаправдашному пению православному обучим". "Ага", - говорят другие два грека, - "и притом - безданно, безпошлинно, а то ужо эти казаки нашим ушам досадили до невозможности".

Ладно. Стали учить, - никак не даются казаки. Кажный свое, родное норовит пропеть, чего с издетства от мамки запомнил и из отечественной окружающей среды понасбирал. Не дается казаку еллинска мудрена наука. Един лад прыгыйской, а ин попрыгыйской. Срамно сказать-то. Один только мелодий и заучили, - дырейской прозывается. Это оттого, шо промежду кажного казачьего гыка там цельная дыра умещаетца. А ежели что потоньшей, - дак и не сподручно петь.

Греки-то в слезы - не выходит не шиша! Ино один казак - здоровый детина - всю-то пюпитру им поломал невзначай. Вот беда! Так и осталися казаки недоучонные - половину песней по-грецки запомнили, а половину по-свойски. И отселе пошло на Руси изрядное всамогласие. Особливо когда те греки назад, в свою Елладу поворотили:

2.

Ну дальше - больше. Чего наши казаки сразу не позабыли - опосля быстрехонько само из головы повылетело. Да тут еще злая напасть приключилась, - басурманский царь Батый всю Русску землю пожег, пограбил - великая беда. И в церквах-то петь стало некому, потому как едва не всех певцов татарва перевела.

На счастье, малая ватага ученых отрочат спаслася в наших северных пределех, в самой глуши забившись. Енти детишки много старого расейского пенья затвердили и знали все накрепко. Ино, мало-по-малу, стали других хрестьян обучать и через то наше великое словено-россейское пенье сохранилося. А в прежнем стольном граде Киеве все-то позапропало и повывелось. Оттого там и польския партесы ныне распевают наипаче, а не русское знамя.

Долго ли коротко - пресветлый наш князь Димитрий не стерпел боле поругания православней вере и вседши на свово вороного коня повел полкы на проклятое Мамаище. И бысть битва велика. Татары, конечно от такого нашего храброго натиска побежали, все побросавши, даже жен. Опосля сраженья одних полонянских женок набралося в семь крат больше самого побитого татарского войска с главным мурзой впридачу.

Вслед за сей татарской конфузией начат наша русская земля помалу вновь силу набирать. Великий князь тогда, как раз, в свежеотстроенную столицу переехал и к своему двору стал наилучших певцов скликать со всего свету. Ну, ясное дело, попреди всех пролезли латинския ежуиты и говорят:

"Ежели у вас такая беда и своих певцов не сыскать, то вот вам наши совершеннейшие боколизы". Привели они и поставили пред княжеские очи своих боколизов, а те уж и рады стараться. Ударили они по своим клявусам и кембальцам и сладенько, эдак, завели. Един ворчит изниска - и бровьми эдак шерудит, важно! Иной средним гласом гундосит, а рукавами-то так и машет, басурманская душа. Третий же верещит не своим голосом, бесстыдник и нипочем ему, что рядом такие сурьезные государственные мужи собралися. А протчие бокализы - такожде, кто во что горазд, в тое и поет.

Все же, от того партесного многоусугубленья у иных государевых слуг сердце, аки медом все разволоклось и унутреннее мокротное вещество пораскисло.

Однако наш государь - человек был в православии твердый и к сантиметрам вовсе не склонный: иноземным соблазном не поддался, но прегромко топнул об пол самодержавным каблуком и то ежуитское кривлянье всячески прекратил. "Не годится нам", - говорит, - "ваше боколизное и медоточное растресновение. Поищем чего посурьезнее и случаю поприличнее". С тем латинницы искусительные и отошли с государева двора до времени, не солоно похлебавши.

Между тем политесная партия германского ампиратора Каролуса прознавши про такую важнецкую оказию, в срочном порядке подрядило дилижанс до самой Москвы, везти посольскую делегацию вкупе с набольшими люторскими певчими.

Путешествие у них не задалося с самого начала. На пол-дороге, в местечке против нонешнего Питерсбурха, германский проводник сбрел в местную питейную аустерию по причине своей крайней любви к росейским горячительным напиткам, особенно, можжевеловой водке, и совершенно пропал.

Догадливые немцы быстро сообразили, что отыскать дорогу до нашей столицы можно и без всякого ненужного проводника. Так уж издавна у нас повелось, что вдоль самой главной росейской дороги через кажные три-четыре версты непременно встречается крохотный кабачок, али скромное деревенское кружальце. Передвигаясь таким манером от одного заведения к другому, подданные германского ампиратора Каролуса вскорости прибыли в столицу.

Однако, вследствие сильного утомления от пути, эти почтенные люди никак не могли объяснить горожанам чего же они желают и какова их диспозиция. Потому государь и повелел определить посольскую братию за речку, в слободу - до полного вытрезвления: "авось-ка вспомнят, зачем пожаловали".

Этого с ними, однако же, никак не случилось. Проспавшись с неделю, послы принялись осваиваться на новом месте, как ни в чем не бывало: завели свое хозяйство, с мельницей и пивоварней и про пение боле не вспоминали. За то обиженные москвичи прозвали то место Кукуем - "кукуйте, мол дальше, господа невежливые фонсбрюхеры".

Государь-же от тоски-кручины не знал что делать, - думал, было, снова греков звать, да у тех, как назло, славный город Царьград турки отобрали, им и не до пения вовсе стало. Впору было нам идти на турок воевать, да тут все само-собою разрешилось и турецкую кумпанию решено было отложить ненадолго.

Как верно доносит народное преданье, виновник сей благой перемены, некий пасечник Перфилий, уроженец города Юрьева, пошел в лес по дрова, однако заплутал и в течении трех месяцев, двигаясь лесом и не выходя к населенным пунктам, пересек вдоль и поперек всю Восточно-Европейскую возвышенность. Наконец, он забрел-таки в самую северную поморскую глушь и там обрел живых-невредимых преславных певцов, которые в отрочестве укрылися в тех краях от нечестиваго Батыя. Они, конечно, к этому времени утвердились смыслом и возмужали, а потому, для государевой службы весьма пригодились.

С той поры снова повелось на Руси изрядное всамогласие. Старорусское-то пение против латинского партесу не в пример вернее и лучче. От его в телеси мокротность не киснет, а напротив - крепнет всяческая бодрость.

3.

А что иные глаголют, будто наши крюковые тайнозамкненные знамена греки придумали, то это нам зело сумнительно. Народная молва опять-таки доносит старинное преданье, будто бы един от упомянутых первобытных самых казаков, который пюпитру испортил, был ремеслом молотобоец и большой мастер ковать всякий скобяной приклад. Говорят, это он первую крюковую азбуку выковал из наилучшего и крепчайшего железного прута, для сохранности и на память будушим поколениям певцов.