|
|
Генеральская балалайка. Жил-был в славном граде Санкт-Петербурге один генерал - не то Тигров, не то Леопардов, а может и Пардусов - точно теперь и не вспомнишь. Одним словом, была у него фамилия с каким-то хищно-кошачьим прищуром. Свое генеральское ремесло он знал отменно - все делал по артикулу и даже ходил не как обычные, штатские люди, а по-военному, словно на плац-параде. Бывало, когда случится генералу гулять по проспекту, даже извозчики его объезжают - так он свою линию держал строго. - Если б ему и германский бронепоезд повстречался - нипочем бы не свернул и угла не срезал. Но если бы кто заподозрил в нем грубого мужлана и солдафона, то жестоко бы ошибся. У этого генерала натура была художественная и деликатная. По секрету скажем даже, что в свободное от служебных занятий время он развлекал себя игрою на балалайке... Впрочем нет, это определенно была домра - инструмент благородный и даже изящный. Довольно долго все шло хорошо: начальство вовремя повышало генеральское жалованье, все окружающие были весьма довольны его высокородием, за исключением соседей, которым до невозможности надоели генеральские балалаечные экзерцисы. Вечно ворчали они на Его Высокородие: "что, мол за манера - трынь, да трынь - вся музыка - на три аккорда". Впрочем, соседи были люди малосведущие в гармониях и, к тому же, не знали, что то была домра... Но всем хорошим вещам приходит конец, - кончилось и генеральское благополучие. Пришлось ему выйти в чистую отставку. Хоть и причиталась нашему служаке приличная пенсия (иные гусарские майоришки с такой пенсии могли бы всласть потаскаться в рестораны), однако, генерал наш был не повеса какой-нибудь и скоро заскучал без настоящего дела. Все чаще слышалось из его окон надрывное балалаечное трыньканье и горестные вздохи. Впрочем, не в характере его высокородия было надолго предаваться меланхолии, и он очень быстро сообразил, чем заняться на заслуженном отдыхе. Генерал наш взялся сочинять музыку. В этом факте ничего странного может и нет, да только с самого начала из под пера Его Высокородия выходили не бравурные марши, которые можно было бы потом услыхать в исполнении громыхающего медью оркестра Апшеронского пехотного полка, а нечто столь неожиданное, что и не знаю, дорогие читатели, как вам это объяснить (впрочем генерал и сам бы, наверное, затруднился). Дело все в том, что наш служака принялся выдумывать произведения для церковного хора! Как? Вы не видите в этом ничего удивительного? Вам должно быть кажется естественным, что, обучившись игре на балала... на домре, генерал продолжал тренировать свой талант и овладел мастерством церковного песнописца? Пусть будет по-вашему. Бывает ведь, что какой-нибудь коллежский асессор на старости лет примется садоводстовать. И что же - вырастит приличную брюкву, или другой полезный овощь. Так и наш генерал хотел доставить пользу людям. Жаль только, что в генеральских опусах вместо церковного напева слышались раскаты пятнадцатифунтовых мортир и чеканный шаг солдатских сапог по булыжной мостовой. Вот оказия! Натуру-то трудно побороть. Росла кипа исписанной Его Высокородием нотной бумаги, росли и аппетиты. Генерал, наконец, пожелал разом облагодетельствовать все церковное пение и исправить засевший на клиросе изнеженный, штатский дух на молодцеватый, по-военному подтянутый. Однако оказалось не все так просто, как ему хотелось. Закостеневшие в старых догмах архиереи и попы ни в какую не хотели пускать генеральские переложения на клирос. Итак, генерал наш встретил сопротивление там, где вовсе не ожидал. Втемяшилась церковникам такая мысль, чтоб всякое богослужебное песнопение имело за основу какой-нибудь древний роспев. Ишь - хитрецы! Всякую новину норовят по старым лекалам проверить. Но не знали отцы, что от генерала было не так просто отделаться. Композитор наш дела своего не бросил. "Ладно", - решил он - "Хотите древних роспевов? Будут!" И с тем пропал, заперся в своих апартаментах... Много бессонных ночей просидел генерал над партитурами. Древние напевы никак не хотели укладываться в удобные, а главное - правильные и по-военному точные балалаечные гармонии. И продолжалось это генеральское мучение довольно долго, пока Его Высокородие не повыкидывал из этих напевов все, по его мнению, лишнее и на том не успокоился. Теперь для правильной гармонизации не было никаких препятствий. Когда работа была закончена, Его Высокородие, наученный горьким опытом и вдобавок обиженный на неблагодарное духовенство, не пошел на них в штыковую, а умело повел обходные апроши. Он обратился к самому важному государственному начальству (тут уже и старые связи пригодились), чтобы оно вмешалось и помогло справиться с упрямыми кутейниками. Когда отцы, наконец, узнали какую свинью им подложил генерал, - только руками развели: "что ж делать - против рожна не попрешь". С тех пор по всем церквам, во всех мало-мальски заметных городках, не говоря уж о столице, загремели генеральские опусы. Мелодия в основе была, вроде бы, старинная, да только разделал ее генерал эдак по-балалаечно..., на домренный манер, что непонятно было - при чем тут древний роспев? Между тем называть все это стали солидно - Обиход! Для несведущего человека весьма убедительно. Да... Генерал, конечно хотел, как лучше, чтобы темному церковному люду понятнее стали старинные напевы. Вышло, однако иначе - от древних напевов остались у генерала одни огрызки. Оттого и понимать новые переложения поначалу никто не захотел. Даже немузыкальные попы жаловались: "иной раз служишь вечерню, а нога сама притопывает в такт" - то слышатся отцам Апшеронские литавры. Вот такая история, дрогие читатели. Может и не все в ней точка в точку, как в жизни, однако я в том не виноват - как услышал, так и пересказал. Главное ведь - мысль правильно ухватить. В моей же истории, государи мои, мысль - проще некуда. С тех генеральских времен уж много воды утекло, а и ныне бывает: придешь в Храм Божий помолиться, и слышишь вместо церковного пения:
Трынь-трынь... |
|
|
