И.И. В начале XX века в нашей Старообрядческой Церкви впервые произошло огромное событие: Архиепископ Московский согласился принять Калашникове составление. Шли дебаты широким кругом, много было противников, но это были не противники Калашникова, это были противники новин. Они боялись, что появятся "маленькие Никоны" в церкви по вопросам пения, Устава, преподавания и т.д. Поэтому они отклоняли это от себя. Собор разрешил: пусть будет, это не грешно. А у нас не закрыто было сочинять, прибавлять, составлять что-то в подобие церковного напева, которого придерживались. Я рад, что не появились еще люди, которые начали предлагать свои распевы. Благодаря этому мы спасли такую драгоценную старину, которая была до 17 в.

М.М. В России до сих пор строго придерживаются Калашникова, а прибавки как-то не приняты, кроме мельчайших штрихов. Никто бы и помыслить не мог, что нужны новые распевы.

И.И. Хорошо, что не нужны. Но беда в том, что они, не следуя местным традициям, убивают в пении тот старый русский православный дух, который был в России до середины 17 века. Этого нехай боятся. Я бы хотел, чтобы мы в Румынии сохранили нашу напевку - так, как сейчас поют, "безграмотно".

М.М. Почему безграмотно, ведь там свои законы?

И.И. В кавычках безграмотно, потому что это не строго научно, а по Преданию. У нас сейчас нет научно подготовленного поколения, которое могло бы воспринимать это как святое, у нас нет своего высшего духовного образования. Когда получают румынское образование, то потом могут возвратиться уже совсем с другими воззрениями. Мой учитель говорил, что не трудно получить высшее образование. Но если ты не имеешьсемейного образования, то есть воспитания, тот ты дальше не станешь человеком. Мы изучали церковное пение - напевку, крюки. Он говорил, что "мое учительское дело -сохранить Предание". Если мы с детства в семье не будем учиться креститься, молиться, то, не дай Бог, что с нами выйдет, если мы пойдем получать высшее образование, не зная простых молитв. У меня сейчас в школе случилось недоброе событие. Приводят ребенка, который не собирается изучать русский язык, и матка не знает [русского языка]. Она утверждает, что он знает, а он на самом деле только читает, а не понимает, это как медь звенящая. Это поколение - ради свободы, которая далась сразу после ночи, - почти растеряно. Они считают, что более всего нужен английский, а не какой-нибудь другой язык. Я спрашиваю мать, что она нашла в английском. Она говорит, что он с детского сада говорит по-английски, знает калькулятор и компьютер. Это все ради бизнеса, и этот куррент (тенденция) ведет в пагубу.

М.М. Какие пути могут быть для выхода из этого положения?

И.И. Следовать церковному Преданию. Воспринимать все по вере, без молитвы не начинать ничего. Если вернуться к нашему первоначальному предмету, к пению, то я был бы согласен с тем, чтобы никто не изучал пения, кроме людей, находящихся в Церкви. Если человек не принадлежит целиком Церкви своей душой, то он не может учить детей. А сейчас уже появились такие "знатоки", которые пение выучили, а потом занялись каждый своим делом, а в церковь заходят только иногда в праздник. Они не хотят воспомоществовать священникам. Будь в церкви, помогай церкви, пой, читай, покажи - ты - пример в ежедневном деле, а не в учительстве. Если ты начнешь с себя, то, глядя на тебя, другой, который стоит рядом, сможет себя переучить. Вот она, старообрядческая высшая школа - она идет от личности, от "я". С меня нужно начинать. Если ты сможешь себя преодолеть в каких-то отступках по чтению, пению, или даже в преступлениях по канонической линии, то тогда все пойдет ладно. Тогда и другой человек, когда увидит, что ты не горд, захочет тебе помочь и поддержать. А если ты не воспринимаешь доброе, то помочь уже некому, если с тобой просто нельзя разговаривать.

М.М. Есть ли опасность, что напевка понемногу начнет забываться?

И.И. Если мы допустим этому быть, она забудется. Но сейчас я могу сказать, что она не забытая. Как жаль, что на семинаре никто сейчас статистику не приводил - сколько людей знают напевку. Надо точно привести цифры. Лауренциу Пинтилие вполне правильно написал в своей небольшой статье, что напевок много, но они все-таки придуманы людьми, находящимися в Церкви. А человек, находящийся в Церкви, никогда не сотворит ничего подобного еретикам. Мой учитель Кирик (никого грамотнее и искуснее не видел) умел повернуть в какую-то сторону свои идеи, при этом не попирая Предания.

М.М. Есть ли у вас на крылосах книги Калашникова - печатные, переписанные от руки, ксерокопии?

И.И. У нас этим занимались уставщики. Конечно, приобретали, было такое. И даже некоторые считали, что надо все буква в букву соблюдать, но это были единицы. Все было поставлено так, что из поколения в поколение старались передавать древний напев - так учили нас старики. Учили нас немножко грозно - кнутом, но если бы не кнутом, то мало бы что осталось, меньше было бы людей в Церкви. Но они знали, как учить. Поэтому и мы стараемся сегодня строго все соблюдать и передавать. Раньше были спевки, когда никто не знал крюков. Сейчас спевок мы не проводим, летом больше стараемся учить чтению.

М.М. Крюки у вас в основном писаные?

И.И. Да, в основном у нас писаные крюки. Калашников сюда зашел только в 50-е годы. Белокриницкая Митрополия придерживалась своей напевки. Были свои книги, свои ученые, грамотеи - они пели "вавилонами", "гакали", "наякали" или как там еще бывало. Ведь в каждом приходе своя напевка. Где-то покороче, где-то протяжнее, по-русски. Они видели все это где-то на Руси - в Вилкове, в Бессарабии. Но такая утомительная служба бывает! У нас даже архиерейская служба такой не бывает. Есть четкое разделение - бывает служба простая, воскресная, средняя (средний праздник), праздничная, архиерейская. Если приход большой, как на Камню, то поют растяжно. Не знаю, как там сейчас, давно не был на Камню. Вообще, душой надо петь более, чем ротом, чем устами. Пой душею - прочитай учение Св. Отец о пении. Златоуст говоритобо всем, в том числе о пении. Это одна из жертв наших, которая сопутствует и способствует принесению Великой Жертвы.

М.М. Есть ли сейчас люди, которые всей душой радеют о пении?

И.И. Многих извело советское время. Им не было, где развернуться. Сейчас бы их большей частью воспринимали хорошо, но в семьях нет поддержки тому, чтобы детей учили. Поэтому ребенка сразу берут на крылос, и взрослые за ним присматривают. У нас укоренилось такое предание - учить певческой грамоте сразу на крылосе. Но это так трудно, потому что часто не идет пение от души, а идет пение криком. Мы говорим: прислушайся, тише пой. Но реально часто все идет поперек. А ведь на крылосе должно быть не меньше трех грамотеев, чтобы перехватывали звук. Если их нет, то отрока никто не пристругивает - для того, чтобы Бог принял наше пение как жертву.

М.М. На ком сейчас держится крылос - на старых или на молодых?

И.И. На молодых - старые все поумирали. А они далеко не всегда грамотные, допустим, иногда не хотят сравнять свой голос. Но напев они не искажают, потому что поют его каждую неделю.

М.М. Сколько у вас разновидностей напева?

И.И. Все зависит от службы - два, три, четыре. Путевой, демественный, постный. Если это наемная Литургия, то поем ее не распевом, а путевым, напевкой. Праздничную -демеством от Аллилуйи. Когда священник быстро делает обиход, то "Иже херувимы" поем быстрее, из целой делаем половины, из половины четверть. Или крюки пересягаем (перескакиваем). Сам напев при этом сокращается. Если не с кем петь, то пересягаем фиты, потому что главное - это атмосфера службы, моления. Все это ведет к тому, чтобы человек приносил молитву от всей души. А если я буду подавать ему такое пение, от которого, по русской пословице, собаки по ночам будут выть, то какое тут моление? Хотя у нас привыкши бабье, чтобы "бравенько" пели. Бравенько - значит красиво, а что, по-ихнему, красота? Это крик. Так кричать, чтобы тебя оглушить. На Новенькое если поедешь, или на Камню. Там вообще такое бывает...

М.М. Можно ли сказать, что храмовый праздник - это показатель лучшего образца пения?

И.И. С одной стороны - да. С другой - не показатель, потому что все зависит от того, откуда приезжают гости, которые на крылосе. Они могут перебить напевку того общества. Если свои - они покажут красоту своего пения.

М.М. А разве дьяк не может управить, он же местный?

И.И. А что дьяк сделает, когда еще 50 душ стоят? Дьяк воспринимается как человек, который только затягивает, а остальное стоит на всех вместе. Они могут его перебить, потому что ты один, а они - все.

М.М. Как быть, если умирает грамотей, который знал редкий напев - из Триоди, например?

И.И. В каждом обществе такое случается. Временами находится человек, который все это "расшифровывает" и опять ставит в службу. Например, я никогда не слышал "Христос воскресе" демеством - это когда идут под крест. У нас есть рукопись, где писано это и многое другое. Уставщик, когда нас учил, давай нам понемножку все это передавать. И мы сразу на практике это делали. Мы без указки с ним не пели. Если просто, путевым, то без указки. А если по книге, нараспев, то обязательно надо указку. Иначе что деется? Если человек не знает меру четверти, ты вынужден ему указывать, также и потому, что некоторые оруть, а в книгу не смотрять. Я скажу, что мы еще идем к лучшему, несмотря на то, что потеряли своих стариков. Они иногда такое творили, что слушать тяжело. Все зависит от таланта человека. Он должен уметь свернуть половину или четвертину, чтобы она вышла мягко, не грубо. Если у меня на крылосе стоят люди с грубыми голосами, я должен уметь сгладить это пение, чтобы вышло плавно.

М.М. Исполняют ли у вас что-то по крюкам?

И.И. Да, иногда на праздник. Это считается праздничное, торжественное пение. Поем, глядя в крюки, но не буква в букву. Есть люди, которые смеют пременить наш напев строго под крюки, но это не похоже на церковное пение, больше на домовое. Так и мой учитель говорил. А у нас больше стараются петь "вавилонами" - мягко, плавно, чтобы затронуть душу. Если я как уставщик, как певец на службе не затронул душу человека своим пением, то я не сделал ничего.

М.М. "Вавилоны" - это аненайки или любые прибавки?

И.И. И аненайки, и фиты, и демественные фиты, и кулизмы. Это могут быть прибавки к фитам, к кулизмам. "Вавилон" - подобие прибавки. Иногда надо прибавить, чтобы дать возможность прокалить диакону церковь - надо, чтобы все в службе подходило одно к другому. Ни чтобы он поспешил, ни чтобы ты замедлил. Есть свои аненайки, приходские. Мой учитель прибавлял и в службе без всяких проблем, когда было надо, и все выходило плавно и красиво. Мы были с братишкой, и его сынята поддерживали, они были в этом воспитаны. Когда мы были вместе, тогда выходила в пении красота, потому что мы знали, что он учитель, надо прислушиваться к нему.

М.М. Есть ли в вашем обществе люди, которые выступают за строгое соблюдение крюков?

И.И. Нет, нет, очень редко. В основном люди стоят за напевку. Все говорит за то, что в древности пели напевкой. Это я находил в документах и спрашивал стариков, которые помнят своих стариков. Книги стояли вот там, пели "слегка". Не потому, что не умели, а потому, что оно плавно и красиво, затрагивает душу. А если петь строго, соблюдать все крюки, то этого уже не получается.

М.М. Значит, за печатные книги никто не стоит?

И.И. Это единицы, опасности в целом, такой нет. Над ними подшучивают, чтобы оставили это. Мы всегда старались книги Калашникова держать с краю, это было у нас новиной. Из тех, кто учился в Москве, только один остался на посту в церкви. Я считаю, что следует придерживаться своих ценностей, не отвергая и Калашникова, потому чтоэто история, это воспринято Церковью. Сейчас иногда поют на праздник "Иже херувимы" Болгарскую, Киевскую - один посоветовал, другой спел, и так понемногу это уже прижилось.

М.М. Каким образом удалось ввести в старообрядческое пение "Киевский" напев "Иже херувимы"?

И.И. Были такие люди, которые имели авторитет. Все это воспринималось "под Калашникова". Раз это принято Архиепископом и подтверждается грамотными, учеными людьми (пришедшими из России), раз это возникло в недрах Церкви, то люди не отказались принять эти напевы. Это доказывает, что старообрядцы - вовсе не закрытые люди. Вот хороший бумеранг против никониан, которые считают нас упертыми. Я знаю, что "Киевский напев" модернизирован, он действительно ближе к куплетной форме. Но все зависит от того, кто поет, где и когда, как часто. Все можно делать в меру. Надо признавать все и петь, а люди сами разберутся. Если сегодня попробовать собрать "круглый стол", то большинство народа будет за напевку. В Москве есть для нас многие вещи, которые трудно понять: например, очень высоко поют, и предпочитают придерживаться буквы. Но сейчас, говоря по правде, нам всем есть чему учиться. Владыка Киприан был очень умным архиереем, очень ревностным. И до поездки в Москву в 1987 - 88 годах он думал, что все сохранилось по-настоящему только у нас, в Румынии. А на деле оказалось, что он начал ведать многие секреты старообрядчества, дотронувшись до Рогожского. Что-то оказалось потеряно у нас, но осталось у них, а что-то у них потеряно - надо сотрудничать, смиряться и носить бремена друг друга, для того чтобы сохранить старообрядчество всецелым и здоровым. А прежде всего - сохранить веру, но при этом помнить, что вера это не наша, а вера Христова.